Я хочу быть хорошим, но не получается (c)
Название: Потребность в принятии.
Автор: Mara-312
Бета: Эльвинг
Рейтинг: PG
Персонажи: Ангелус/Дарла
Время действия: первые недели после обращение Лиама в Ангелуса. События происходят незадолго до того, как Ангелус убьёт своего отца.
Отказ от прав: отказываюсь.
читать дальше
Ночь в самом разгаре, и холодный, пропитанный чужим страхом и забытыми тайнами воздух будоражит рассудок.
Ночь – их время.
Она зовёт, манит, укутывает своим невидимым, но таким плотным плащом, сотканным из ночного неба и запаха крови. И безвозвратно затягивает куда-то вглубь. Так далеко, что перестаёшь отличать реальность от иллюзий. Впрочем, какие ещё могут быть иллюзии, если всё, чем пугали когда-то в детстве, осуществилось почти в один миг?
Он провёл под землёй сутки. Двадцать четыре часа, которые изменили его изнутри.
Да, он стал сильнее, и каждая вошь, некогда смотревшая на него с презреньем, ныне приходит в ужас от одного его силуэта, облокотившегося о дверной проём.
Он – Бог этого нового мира. Часть Тьмы, оказавшейся к Лиаму куда более благосклонной, чем Свет, требующий беспрестанного подчинения и страха наказаний. Она подарила Ангелусу новую, совершенную несмерть. Ощущение вечности – холодной, пьянящей и неподвластной чужим запретам – ворвалось в его остановившееся сердце. И всё, что тревожило, пугало или злило, враз обесценилось перед этой гнетущей и непобедимой силой, что с каждой минутой всё сильнее и уверенней разливалась по венам, пропитывая собой стенки сосудов и отравляя застоявшуюся и более негодную для покинувшей тело жизни кровь.
Лиам чувствовал себя пустым сосудом, из которого выпили всю воду и бросили куда-то под стол. Просто забыли. А потом его нашёл кто-то другой и наполнил ядом.
Наверное, Лиам мог бы тогда разбиться, просто перестать быть в этой Вселенной, но ведь смерть – это привилегия живых, не так ли? И яд не смог причинить никакого вреда. Он просто заполнил Лиама целиком и подарил новый смысл.
Ему говорили, что он – бельмо на глазу, но это оказалось неправдой. В нём нуждаются. Его любят. И от него ждут первого шага в эту новую и чуждую для живых нежизнь.
И больше не будет боли и жгучего, хлещущего сильнее самых гибких розог чувства вины. Не будет осколков разбившегося о чужое непонимание раскаянья и презрительных взглядов.
«Ты никогда ничего не добьёшься!».
Слова, которые, кажется, сопровождали Лиама повсюду и даже ночью то и дело без всякого спроса звучали в голове. Он действительно очень старался. Он хотел любви и признания тех, кто был ему дорог. Хотел, чтобы хотя бы раз в жизни его выслушали и поняли! Но вместо этого всегда шли обвинения и недовольство.
Лишний человек, не оправдывающий самых скромных надежд. И не важно, сколько усилий истрачено на попытки соответствовать требованиям. Сколько раз приходилось переступать через себя, чтобы отец был хотя бы немного доволен, и сколько невысказанных слов не рождённым криком застряли в горле! Всё было тщетно. Тщетно с самого начала. Лиам это знал. И сам не понимал, зачем и на что надеется.
Зачем и кому он хочет доказать очевидное?
В пьяном бреду проходили недели. И запах прокуренных табаком, да пропахших дешёвым пойлом трактиров всё сильнее пропитывал кожу. Да, Лиам – бельмо на глазу! Позор семьи, горе своей матери. И, конечно же, он ничего не добьётся!
Ничего, потому, что мир – не для таких, как он. Потому что как бы громко ты ни кричал от безысходности - никто и никогда не воспримет это всерьёз. Потому что мужчины – не плачут.
Отец всегда хотел именно этого, верно? И, может быть, таким он сможет любить сына больше? Ведь тогда хоть какие-то из отцовских ожиданий окажутся правдой? Да, Лиам станет хорошим сыном. И, как все хорошие сыновья, будет делать то, что ему скажут.
Кабаки, выпивка, сладострастие… Что дальше? Как низко ему надо пасть, чтобы доказать себе, насколько они были правы? Какие сцены следует изобразить на полотне, чтобы его достаточно сильно возненавидели?
Он на самом деле хотел рисовать. Взахлёб и много. У него даже были идеи.
Но похмелье и праздность оказались губительным омутом для искусства. И с каждой новой шлюхой, которую Лиаму удавалось подцепить, он всё больше верил в слова отца. Мотив и цель поменялись местами, и внутри не осталось ровно никаких сил, чтобы остановить эту медленную, пропахшую похотью и ощущением собственной никчёмности агонию.
Мир рассыпался в руках Лиама на мелкие песчинки. И, глядя на себя в отражении чужих окон, он чувствовал какое-то мазохистское удовольствие.
У него было всё, но он никогда не умел этим пользоваться. Сначала стыдился, полагая, что недостоин и что время ещё не пришло, а после - просто не мог.
Слишком неспокойно было внутри и слишком больно снаружи.
Ощущение своей ненужности способно убить. Медленно, мучительно, с особой жестокостью. И что самое страшное - нельзя миновать этой пытки. Где бы ты ни был и чем бы ни пытался забыться - это чувство всегда будет рядом. Всегда внутри.
Иногда ему казалось, что он носит в себе мерзкие бациллы и если будет достаточно плохим, то, наконец, сможет выжечь это из себя.
И вот в одну такую же никчёмную и паршивую ночь преисподняя смиловалась и прислала к Лиаму свою глашатаю.
Ничего не добьёшься? О, нет - на этот раз он добился многого!
Снова не оправдал надежд, но зато стал кем-то. Кем-то слишком другим, чтобы его волновали чужие надежды.
И никакой боли и угрызений. Никакого пьяного бреда о том, что дома не ждут. Ведь у него больше нет дома. И, разумеется, нет и тех, кто может ждать.
Другая грань того же самого Мира.
Холодная, статичная, острая.
Вот почему он так полюбил оружие. Оно – как символ Тьмы, подарившей ему свободу.
Она забрала боль, заменив её на чистейший яд. Самый лучший и самый опасный. Но какое дело сосуду, что налил в него своей заботливой рукой хозяин?
Главное, чтобы тому – нравилось. А тому нравится - в этом нет ни малейших сомнений.
Пусть колода перетасована, и изменились правила игры, но зато теперь Ангелус стал значим, и его наказывают из-за любви. Из-за того, что хотят сделать ещё лучше.
Совершенное Творенье.
Совершенное порождение Тьмы с лицом ангела.
Может быть, это - первый случай в его жизни, когда им гордятся. Когда считают идеальным материалом для создания совершенства.
И этот чужой, холодный мир с каждой ночью становится теплей и привычней. С каждым закатом он всё глубже проникает в Ангелуса. В самую суть, где когда-то было нечто тёплое и хрупкое. Он ещё помнит, как оно билось внутри истерзанной птицей и обливалось собственной кровью, но теперь там пусто и тихо. И иногда перед самым закатом, сразу после пробуждения, Ангелусу кажется, что он скучает о том, что там было. О том, что какой бы замученной ни была улетевшая птица, она принадлежала ему. Она была им самим.
Но Тьма постепенно затягивает алое, словно кровь, небо, и ощущение потери уходит. Мир отторгал Лиама, и его птица была никому не нужна. Зато теперь – без времени, без места и без точки в конце истории – Ангелус твёрдо стоит на ногах. И нет больше Смерти, как нет Добра и Зла. Бери, что нравится, но помни, что ничто и никогда не будет твоим. Он давно усвоил этот урок и, как прилежный ученик, повторил вновь, чтобы уже не забыть.
- Ангелус, – раздался позади него тихий, мелодичный голос Сира, – ты здесь?
Плотно сжатых губ коснулась едва уловимая ухмылка, и в больших карих глазах отразилась звёздная ночь. Он больше не бельмо на глазу своего отца. Он – Ангелус.
Миниатюрная женская ладонь в чёрной перчатке мягко, но уверенно легла на его плечо:
- Надеюсь, я была не слишком жестока с тобой?
Она улыбается. Ангелус не может видеть её лица, но точно знает, что она – улыбается. Слегка, практически одними уголками губ, как и он сам - секунду назад.
Жестокость? О, нет, это слово им не подходит. Слишком уж оно человеческое.
Хотя конюшня и розги тоже не были образцом Нового Мира.
Глубокий поцелуй решил их маленькую проблему с извинениями и обещаниями быть послушным. Впрочем, Ангелус бы непременно соврал, если бы сказал это вслух. Он никогда не будет послушным. Да и сама Дарла вовсе даже не требует таких жертв. Возможно, сегодня он перегнул палку, пытаясь указывать Сиру, но это значит лишь то, что время Ангелуса ещё впереди.
- Мой мальчик, - прошептала Дарла в самое ухо своего строптивого Творенья.
А ночь уже расцвела бутоном чёрной розы, и оба они, повинуясь инстинкту, заспешили на её немой призыв.
Жестокость?
Сорок минут - и от шрамов не останется даже следа. А когда-то для этого требовалась неделя.
Автор: Mara-312
Бета: Эльвинг
Рейтинг: PG
Персонажи: Ангелус/Дарла
Время действия: первые недели после обращение Лиама в Ангелуса. События происходят незадолго до того, как Ангелус убьёт своего отца.
Отказ от прав: отказываюсь.
читать дальше
Ночь в самом разгаре, и холодный, пропитанный чужим страхом и забытыми тайнами воздух будоражит рассудок.
Ночь – их время.
Она зовёт, манит, укутывает своим невидимым, но таким плотным плащом, сотканным из ночного неба и запаха крови. И безвозвратно затягивает куда-то вглубь. Так далеко, что перестаёшь отличать реальность от иллюзий. Впрочем, какие ещё могут быть иллюзии, если всё, чем пугали когда-то в детстве, осуществилось почти в один миг?
Он провёл под землёй сутки. Двадцать четыре часа, которые изменили его изнутри.
Да, он стал сильнее, и каждая вошь, некогда смотревшая на него с презреньем, ныне приходит в ужас от одного его силуэта, облокотившегося о дверной проём.
Он – Бог этого нового мира. Часть Тьмы, оказавшейся к Лиаму куда более благосклонной, чем Свет, требующий беспрестанного подчинения и страха наказаний. Она подарила Ангелусу новую, совершенную несмерть. Ощущение вечности – холодной, пьянящей и неподвластной чужим запретам – ворвалось в его остановившееся сердце. И всё, что тревожило, пугало или злило, враз обесценилось перед этой гнетущей и непобедимой силой, что с каждой минутой всё сильнее и уверенней разливалась по венам, пропитывая собой стенки сосудов и отравляя застоявшуюся и более негодную для покинувшей тело жизни кровь.
Лиам чувствовал себя пустым сосудом, из которого выпили всю воду и бросили куда-то под стол. Просто забыли. А потом его нашёл кто-то другой и наполнил ядом.
Наверное, Лиам мог бы тогда разбиться, просто перестать быть в этой Вселенной, но ведь смерть – это привилегия живых, не так ли? И яд не смог причинить никакого вреда. Он просто заполнил Лиама целиком и подарил новый смысл.
Ему говорили, что он – бельмо на глазу, но это оказалось неправдой. В нём нуждаются. Его любят. И от него ждут первого шага в эту новую и чуждую для живых нежизнь.
И больше не будет боли и жгучего, хлещущего сильнее самых гибких розог чувства вины. Не будет осколков разбившегося о чужое непонимание раскаянья и презрительных взглядов.
«Ты никогда ничего не добьёшься!».
Слова, которые, кажется, сопровождали Лиама повсюду и даже ночью то и дело без всякого спроса звучали в голове. Он действительно очень старался. Он хотел любви и признания тех, кто был ему дорог. Хотел, чтобы хотя бы раз в жизни его выслушали и поняли! Но вместо этого всегда шли обвинения и недовольство.
Лишний человек, не оправдывающий самых скромных надежд. И не важно, сколько усилий истрачено на попытки соответствовать требованиям. Сколько раз приходилось переступать через себя, чтобы отец был хотя бы немного доволен, и сколько невысказанных слов не рождённым криком застряли в горле! Всё было тщетно. Тщетно с самого начала. Лиам это знал. И сам не понимал, зачем и на что надеется.
Зачем и кому он хочет доказать очевидное?
В пьяном бреду проходили недели. И запах прокуренных табаком, да пропахших дешёвым пойлом трактиров всё сильнее пропитывал кожу. Да, Лиам – бельмо на глазу! Позор семьи, горе своей матери. И, конечно же, он ничего не добьётся!
Ничего, потому, что мир – не для таких, как он. Потому что как бы громко ты ни кричал от безысходности - никто и никогда не воспримет это всерьёз. Потому что мужчины – не плачут.
Отец всегда хотел именно этого, верно? И, может быть, таким он сможет любить сына больше? Ведь тогда хоть какие-то из отцовских ожиданий окажутся правдой? Да, Лиам станет хорошим сыном. И, как все хорошие сыновья, будет делать то, что ему скажут.
Кабаки, выпивка, сладострастие… Что дальше? Как низко ему надо пасть, чтобы доказать себе, насколько они были правы? Какие сцены следует изобразить на полотне, чтобы его достаточно сильно возненавидели?
Он на самом деле хотел рисовать. Взахлёб и много. У него даже были идеи.
Но похмелье и праздность оказались губительным омутом для искусства. И с каждой новой шлюхой, которую Лиаму удавалось подцепить, он всё больше верил в слова отца. Мотив и цель поменялись местами, и внутри не осталось ровно никаких сил, чтобы остановить эту медленную, пропахшую похотью и ощущением собственной никчёмности агонию.
Мир рассыпался в руках Лиама на мелкие песчинки. И, глядя на себя в отражении чужих окон, он чувствовал какое-то мазохистское удовольствие.
У него было всё, но он никогда не умел этим пользоваться. Сначала стыдился, полагая, что недостоин и что время ещё не пришло, а после - просто не мог.
Слишком неспокойно было внутри и слишком больно снаружи.
Ощущение своей ненужности способно убить. Медленно, мучительно, с особой жестокостью. И что самое страшное - нельзя миновать этой пытки. Где бы ты ни был и чем бы ни пытался забыться - это чувство всегда будет рядом. Всегда внутри.
Иногда ему казалось, что он носит в себе мерзкие бациллы и если будет достаточно плохим, то, наконец, сможет выжечь это из себя.
И вот в одну такую же никчёмную и паршивую ночь преисподняя смиловалась и прислала к Лиаму свою глашатаю.
Ничего не добьёшься? О, нет - на этот раз он добился многого!
Снова не оправдал надежд, но зато стал кем-то. Кем-то слишком другим, чтобы его волновали чужие надежды.
И никакой боли и угрызений. Никакого пьяного бреда о том, что дома не ждут. Ведь у него больше нет дома. И, разумеется, нет и тех, кто может ждать.
Другая грань того же самого Мира.
Холодная, статичная, острая.
Вот почему он так полюбил оружие. Оно – как символ Тьмы, подарившей ему свободу.
Она забрала боль, заменив её на чистейший яд. Самый лучший и самый опасный. Но какое дело сосуду, что налил в него своей заботливой рукой хозяин?
Главное, чтобы тому – нравилось. А тому нравится - в этом нет ни малейших сомнений.
Пусть колода перетасована, и изменились правила игры, но зато теперь Ангелус стал значим, и его наказывают из-за любви. Из-за того, что хотят сделать ещё лучше.
Совершенное Творенье.
Совершенное порождение Тьмы с лицом ангела.
Может быть, это - первый случай в его жизни, когда им гордятся. Когда считают идеальным материалом для создания совершенства.
И этот чужой, холодный мир с каждой ночью становится теплей и привычней. С каждым закатом он всё глубже проникает в Ангелуса. В самую суть, где когда-то было нечто тёплое и хрупкое. Он ещё помнит, как оно билось внутри истерзанной птицей и обливалось собственной кровью, но теперь там пусто и тихо. И иногда перед самым закатом, сразу после пробуждения, Ангелусу кажется, что он скучает о том, что там было. О том, что какой бы замученной ни была улетевшая птица, она принадлежала ему. Она была им самим.
Но Тьма постепенно затягивает алое, словно кровь, небо, и ощущение потери уходит. Мир отторгал Лиама, и его птица была никому не нужна. Зато теперь – без времени, без места и без точки в конце истории – Ангелус твёрдо стоит на ногах. И нет больше Смерти, как нет Добра и Зла. Бери, что нравится, но помни, что ничто и никогда не будет твоим. Он давно усвоил этот урок и, как прилежный ученик, повторил вновь, чтобы уже не забыть.
- Ангелус, – раздался позади него тихий, мелодичный голос Сира, – ты здесь?
Плотно сжатых губ коснулась едва уловимая ухмылка, и в больших карих глазах отразилась звёздная ночь. Он больше не бельмо на глазу своего отца. Он – Ангелус.
Миниатюрная женская ладонь в чёрной перчатке мягко, но уверенно легла на его плечо:
- Надеюсь, я была не слишком жестока с тобой?
Она улыбается. Ангелус не может видеть её лица, но точно знает, что она – улыбается. Слегка, практически одними уголками губ, как и он сам - секунду назад.
Жестокость? О, нет, это слово им не подходит. Слишком уж оно человеческое.
Хотя конюшня и розги тоже не были образцом Нового Мира.
Глубокий поцелуй решил их маленькую проблему с извинениями и обещаниями быть послушным. Впрочем, Ангелус бы непременно соврал, если бы сказал это вслух. Он никогда не будет послушным. Да и сама Дарла вовсе даже не требует таких жертв. Возможно, сегодня он перегнул палку, пытаясь указывать Сиру, но это значит лишь то, что время Ангелуса ещё впереди.
- Мой мальчик, - прошептала Дарла в самое ухо своего строптивого Творенья.
А ночь уже расцвела бутоном чёрной розы, и оба они, повинуясь инстинкту, заспешили на её немой призыв.
Жестокость?
Сорок минут - и от шрамов не останется даже следа. А когда-то для этого требовалась неделя.
@темы: Дарла, Фанфики: проза, Ангел
-
-
20.01.2010 в 22:49-
-
21.01.2010 в 06:41За цветы спасибо ))
-
-
23.01.2010 в 17:53Очень.
Марочка, ты молодец!
-
-
24.01.2010 в 08:13Очень приятно, что такие эмоции у читателя
-
-
09.07.2010 в 22:46-
-
10.07.2010 в 06:13Спасибо, что написали об этом.